Жернова истории. Ветер перемен - Страница 55

— Вот зовут вас — Филимон Яковлевич. А что же фамилия такая странная, нерусская? — допытывались курсанты.

— Это от деда пошло, — не смущаясь (видно, привык к таким вопросам), — объяснил замвоенкома полка. — При старом режиме, еще при крепостном праве, был он крепостным помещика Гарца, из немецких колонистов. Вот от того и фамилия такая. У нас полдеревни через это Гарцами окрестили.

— А вот у вас в полку комиссар, — перевел разговор на другую тему Лев Исакович Розенфельд (уж не родственник ли какой нашего председателя СТО? — мелькнула у меня мысль). — Так что, командир у нас не партийный, выходит?

— Выходит, — на этот раз немного раздраженно отреагировал Филимон Яковлевич.

— От чего же не вступает? Или не берут? — продолжал наступать Розенфельд.

— Тут сложность, — чуть поморщился заместитель военкома. — Он из военспецов. Бывший штабс-капитан. Да и по происхождению — из поповского сословия.

Тут меня как будто прострелило. Василевский? Александр Михайлович? Штабс-капитан? Из священнослужителей? Так не тот ли это Василевский, что станет главой Генерального Штаба? По всем параметрам — он и есть. То-то меня беспокоило, что физиономия знакомая. Точно, — он! Ну, что же, у него в полку вроде обучение как раз неплохо было поставлено. Да и расположение части обустроено по нынешним скудным временам очень даже неплохо, и приварок есть, как мы могли убедиться.

Его происхождение нам разъяснил Филимон Яковлевич:

— Как Григорий Иванович Котовский стал Начальником снабжения РККА, так всем хвоста накрутил. Теперь у нас тут, при дивизии, несколько кооперативов. Вот с их доходов кое-что в котел и попадает. И с вещевым довольствием лучше стало, и со строительными работами.

В подкрепление Гарцу к нам в полк разок наведался Булин Антон Степанович, начальник политуправления МВО, который прочел большую лекцию для всего командного и политического состава полка. Как и наш комполка, Булин в 1920 году воевал на Западном фронте против белополяков в составе 16-й дивизии — кстати сказать, сравнительно недалеко от тех мест, где проходила и моя служба.

Разумеется, на стрельбище нам тоже пришлось побывать. Упражнение из винтовки Мосина получилось у меня (как и у большинства моих товарищей) отнюдь не блестяще. Что поделать — не пришлось мне раньше из Мосинки стрелять. Вот из ТОЗ-12, помнится, стрелял один раз, и из Калашникова одиночными — тоже. Но эта здоровенная дура требовала особой сноровки, которая с наскоку не приобреталась.

— Как же так, товарищи, — укоризненно выговаривал нам инструктор по стрелковой подготовке, пока мы собирали с белого снега тускло поблескивавшие цилиндрики стреляных гильз, — наш полк сам товарищ Ворошилов отмечал за хорошую стрельбу, когда приезжал к нам в прошлом году! А вы… — он с досадой махнул рукой.

Реабилитировать себя удалось при выполнении упражнения по стрельбе из Нагана. Первым я в своей команде не стал, но показал один из лучших результатов, хотя это стоило мне долгих препирательств с инструктором, требовавшим, чтобы я стал в уставную стойку. Устав от этих препирательств, я долго выслушивал его назидания, потом спросил:

— В бою тоже в этакую стойку прикажешь становиться, а? — С этими словами сую уже заряженный револьвер в кобуру, поворачиваюсь спиной к мишеням, потом резко разворачиваюсь обратно, правой рукой выхватываю револьвер, подхватываю его левой, и в быстром темпе, хаотично смещаясь, переступая сапогами по утоптанному снегу, выпускаю весь барабан по четырем выставленным в поле мишеням.

Инструктор покраснел от злости:

— Вы что себе позволяете?!

— Проверим мишени, тогда и будете кричать, — отвечаю ему примирительным тоном.

Результат оказался таков: первая мишень — 9, вторая — 7+9+7, третья 8+9, четвертая — 10. Пятьдесят девять из семидесяти — не снайпер, конечно, но вполне сносный результат. В норматив уложился.

Завершали наши занятия показные дивизионные учения. Поскольку собственный кавалерийский полк 48-й дивизии в 1924 году был переброшен в ТуркВО, на борьбу с басмачами, взаимодействие с конницей отрабатывалось при участии Тверской кавалерийской школы имени Л.Д.Троцкого. Действиями конной батареи школы руководил пожилой, но, несмотря на это, сухощавый и подтянутый преподаватель с шикарными кавалерийскими усами, явно из бывших, одетый в длиннополую кавалерийскую шинель с синими «разговорами». Не выдержав, я полюбопытствовал, кто это, и нашел подтверждение своей догадке. Действительно, это был бывший полковник, по имени Сергей Викторович, носивший странную фамилию АгокАс, не ассоциировавшуюся у меня ни с какой национальностью.

Когда после учений наша команда после учений плелась к себе в казарму по обочине (строем, в колонну по три — а то как же!), мимо нас, поротно, бодрым шагом, с песней топали молодые красноармейцы. До нас доносилось энергичное:

Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой.
С отрядом флотским
Товарищ Троцкий
Нас поведет в последний бой!

Следующая рота пело другое, распевное, показавшееся мне до боли знакомым:

Свищут снаряды, трещат пулеметы,
Их не боятся красные роты.
Да здравствует Ленин, вождь пролетарский,
Троцкий, Калинин и Луначарский!

Тут у меня все поплыло перед глазами. Как я мог забыть! Июнь 1920 года, станция Себеж. Это пели красноармейцы отдельного батальона ВОХР, маршировавшие к станции для погрузки в теплушки, чтобы отправиться к линии перемирия с латышами…