Жернова истории. Ветер перемен - Страница 64


К оглавлению

64

Точно, Мозер — не на цепочке, как обычно, а на слегка потертом кожаном ремешке, так что его можно на руке носить. И книга. Беру ее в руки. Стихи французских поэтов. Бодлер, Рембо, Аполлинер… Зачем и куда несли все это бандиты? Куда… Кажется, слышал же что-то? А! Вот!

— Они это зачем-то в Ригу должны были доставить, — рассказываю чекистам. — Я ведь, пока валялся в беспамятстве от ранения, на несколько минут оклемался и слышал обрывки разговора.

— В Ригу? — недоверчиво переспрашивает глава местной ЧК. — Какие могут быть дела у местных дезертиров в Риге?

— Чтоб я знал, — попытка покачать головой отзывается в ней болью и тошнотой.

— Да не похожи были те, на ком мы это взяли, на простых «зеленых», — влезает Галькевич. — Скорее, приблудные какие. Хотели, верно, под шумок, пока банда с нами сцепится, за кордон улизнуть.

— А пленные? — задаю естественный вопрос. — Сказали что-нибудь?

— Толку с тех пленных! — кривится уездный уполномоченный. — Твердят одно: ничего не ведаем, батька приказал пойти с энтими, тропу им через болота показать. А кто такие «энти» — дескать, знать не знаем.

Потолковав еще вокруг да около еще с четверть часа, так ничего больше и не родили.

— Ладно, — промолвил главный местный чекист, прощаясь, — дело темное, как тут что выяснять — совсем непонятно. Ты человек грамотный, языки знаешь — бери эту книжку себе. Полистаешь на досуге, может, и додумаешь чего. А часы… часы тоже возьми себе. Считай, награда тебе за храбрость в бою.

— Пулю схлопотать — невелика храбрость, — бормочу в ответ вместо благодарности.

— Не петушись, товарищ комиссар! — легонько хлопнул меня по плечу Галькевич. — Первый раз ведь в настоящем бою?

— В настоящем? Первый.

— Вот! И не оплошал, звания комиссарского перед красноармейцами не уронил!

— Сколько говорить — не комиссар я. Другая у меня должность.

— Э-э, дело не в названии, а в сути, — назидательно сказал глава уездной ЧК.

Мне было не до споров, и я просто уронил голову обратно на подушку, чтобы перевести дух.

— Ну, выздоравливай! — бросил, оборачиваясь в дверях, Галькевич.

Вот так я и сделался владельцем мозеровских часов и книги с французскими стихами, — той самой, что подарил Лиде.

Глава 14. Стихи, стихи…

Поток воспоминаний, впрочем, не помешал мне дотопать вместе со всей нашей учебной командой до казармы — даже не вываливаясь из строя и не сбиваясь с ноги. Мы дружно месили уже растоптанный множеством ног в грязь мартовский снег, пока лежавший не растаявшим сероватой рыхлой массой по окрестным полям и лесам. Впереди маячил конец сборов и аттестация.

По ее итогам наши курсанты преобразились: большинство было аттестовано по седьмой должностной категории — на военкомов батальона, несколько человек — на военкома полка. Мне же, единственному, досталась десятая категория — военком бригады. То ли приняли во внимание мой дооктябрьский стаж, то ли должность в ВОХР, приравненную к военкому дивизии, то ли еще какие соображения — но теперь, в случае призыва на военную службу, я имел полные основания цеплять себе в петлицы по красному эмалевому ромбу с посеребренной окантовкой.

По возвращении в Москву вечером 27 марта, после свидания с Лидой — такого короткого! — со следующего утра окунаюсь в повседневную работу. С удивлением и раздражением обнаруживаю, что в протоколе заседания коллегии ГЭУ от 3 февраля 1925 года решения сформулированы таким образом, что все дело проектирования цельнометаллических самолетов передается исключительно в ведение ЦАГИ НТО ВСНХ под руководством А.Н.Туполева. А ведь я-то на заседании решительно возражал против такой монополизации, и члены коллегии меня в большинстве, вроде бы, поддержали. Как же этот жук ухитрился протащить-таки свою формулировку в окончательный документ? Нет, это дело надо поломать, и немедля, не откладывая на понедельник! Беру копию протокола и иду к Манцеву…

Поскольку на сборах политсостава регулярное чтение газет было непременной обязанностью курсантов, то все текущие политические события никак не могли пройти мимо меня. Можно было видеть, что Зиновьев, отставив (пока?) в сторону полемику по вопросу о построении социализма в одной стране, принялся вовсю эксплуатировать антикулацкую риторику, и находил в этом не то чтобы очень широкую, но и немалую поддержку среди местных партийных работников. Приближалась XIV партконференция, и похоже, бывший председатель Исполкома Коминтерна намеревался устроить смотр своих сторонников перед съездом РКП(б), который должен был состояться в декабре, в Ленинграде, в его вотчине.

Происходило некоторое шевеление в верхах по вопросам военного строительства. Политбюро 19 февраля постановило: «для разрешения вопросов, связанных с обороной страны, создать комиссию в составе т. Рыкова, Каменева, Фрунзе, Дзержинского, Рудзутака и Сокольникова. Назначить председателем комиссии т. Рыкова и его заместителем т. Фрунзе». Не сыграла ли тут роль и наша с Рейнгольдом Берзиньшем записка о военной промышленности? Надо не оставлять это дело. Командировка в Германию в прошлом году, а теперь длительные сборы натолкнули меня на ряд мыслей, которые надо бы поотчетливее сформулировать, а потом и не грех бы поделиться ими с высшим военным руководством.

Продолжался обмен Бухарина с Преображенским полемическими статьями по вопросу о законе первоначального социалистического накопления. Мою статейку в «Социалистическом хозяйстве» они оба дружно проигнорировали, вцепившись исключительно друг в друга. Журнал «Прожектор» по-своему откликнулся на эту полемику, опубликовав дружеский шарж, где наши спорщики, в костюмах оперных Онегина с Ленским, пуляют друг в друга из дуэльных пистолетов свернутыми в трубочку машинописными листами…

64