Жернова истории. Ветер перемен - Страница 5


К оглавлению

5

— Виктор Валентинович! Поднимайтесь! Нас ждут.

Глава 2. Разговор с последствиями

Иду вслед за Трилиссером по коридорам Лубянки. Пропуска в этот сектор здания у меня нет, но слова начальника ИНО — «под мою ответственность!» — все же заставляют посты пропускать нас дальше. Но вот и нужная нам комната.

— Вениамин Леонардович, привет! — бросает мой спутник секретарю Дзержинского.

— Ну, здравствуй еще раз! — отвечает тот. На его гимнастерке выделяется значок почетного сотрудника ВЧК-ГПУ с большой римской цифрой V. («Награжден в 1923 году значком N32» — всплывает у меня в памяти совершенно ненужная в данный момент информация. Видел на каком-то форуме, а теперь вдруг проявилось…). — Проходи, ждет!

И Михаил Абрамович проходит в кабинет без очереди, промолвив на ходу:

— Подождите пока здесь, Виктор Валентинович. Вас вызовут.

И вот снова приемная, и снова я сижу на диване. Теперь, правда, не один — помимо секретаря за столом напротив, еще двое посетителей примостились рядом со мной, на недавно сменивших обивку диванных подушках, а у противоположной стены, на стуле — еще один. Кстати, единственный, кроме меня, в штатском, остальные — в форме.

Опять жду. Нервничаю. Минуты тянутся, как часы. Но вот, наконец, дверь распахивается, появляется Трилиссер и энергично командует:

— Заходите!

Захожу. Дзержинский вполне узнаваем. Нет, это не тот канонический образ, который любили тиражировать в советское время. Но, тем не менее, Феликс Эдмундович очень похож на одну из своих фотографий, сделанных в бытность его работы в ВСНХ СССР. Залысины стали заметно больше, волосы поредели и еще дальше отступили ото лба, лицо несет печать усталости. Вместо привычной по множеству фотографий гимнастерки на нем надет вполне приличный деловой костюм с галстуком и рубашкой американского типа (углы воротничка на пуговках).

Когда председатель ОГПУ оторвался от разложенных на столе бумаг и поднял голову, ловя вошедшего взглядом, стало еще заметнее, насколько у него усталый вид.

— Присаживайтесь, Виктор Валентинович. — И, дождавшись, пока я устроюсь на стуле перед письменным столом, спросил:

— Итак, чем могу быть полезен?

— Феликс Эдмундович! — в моем голосе звучит хорошо акцентированное недоумение. Нет, так я разговор строить не буду! — Трилиссер ясно дал мне понять, что это вы будет решать, чем я могу быть вам полезен! Он, видимо, не сомневается, что могу — но решение оставляет за вами.

— Да… Извините… Устал. — Дзержинский трет пальцами виски. Через десяток секунд его усталость никуда не исчезает, но я вижу перед собой волевого, собранного человека с ясным, пронзительным взглядом:

— Да. Помню. Так чем же таким ценным вы поделились с Михаилом Абрамовичем, что он загорелся идеей непременно куда-нибудь вас пристроить?

— Что вы думаете, Феликс Эдмундович, об организации специального подразделения, которое занималось бы экономической и научно-технической разведкой? Капиталисты не брезгуют промышленным шпионажем, а нам, в нашем отчаянном положении, тем более нельзя отказываться от возможности воспользоваться достижениями наших вероятных противников. Кстати, РУ РККА вроде бы уже делает кое-что в этом направлении. — Кажется, я правильно понял замысел Трилиссера. Подставив своему шефу инициатора нового направления в разведке, он рассчитывает заинтересовать Феликса Эдмундовича и получить непосредственно от него поручение создать соответствующее подразделение, обходя возможные интриги заместителей председателя ОГПУ, членов коллегии, начальников управлений и т. д. Ну, а мне за это — пряник в виде возможного трудоустройства.

— Вопрос давно назрел! — откликается Дзержинский. — Но вы, как я понял, сами в этом деле участвовать не хотите?

— Не хочу. Категорически. Предпочел бы заниматься своим делом, — выдержать взгляд Феликса Эдмундовича не просто, но я не отвожу глаза.

— Своим? Какое же дело вы считаете своим? — в голосе Дзержинского заметны нотки недовольства.

— Мы все делаем общее дело, — стараюсь отвести от себя прорезающееся возмущение, — и я готов работать там, где прикажет партия. Однако, полагаю, каждый человек, — в том числе и ваш покорный слуга — принесет наибольшую пользу, будучи употреблен на своем месте. Там, где он сможет применить все свои лучшие способности.

— И в чем же вы видите свои способности? — речь Дзержинского, мне на удивление, гораздо более правильная, нежели те обороты, которые он употреблял в известных мне речах, статьях и письмах.

— Прежде всего, в экономическом анализе. И вообще в аналитической работе. Организаторская работа дается мне тяжелей, но и с ней я справляюсь, если мне поручить строго очерченный участок. Мое слабое место — неумение быстро налаживать отношения с людьми. — Стараюсь быть лаконичным, и в то же время достаточно откровенным.

— Кто мог бы дать отзыв о ваших деловых качествах? — Так, кажется, председатель ОГПУ все же решил меня к чему-то пристроить…

— Красин, Трояновский, Уншлихт, Котовский, Ленгник. Ну, и, пожалуй, Шацкин. — Троцкого предпочитаю не называть. Деловых отношений у нас с ним, собственно, и не было. Кроме того, Дзержинский от него, мягко говоря, не в восторге, хотя и выступали вместе с одной платформой на Х съезде РКП(б).

При этом перечне фамилий Дзержинский чуть вскидывает брови, но вслух никаких эмоций не выражает.

— Хорошо, Виктор Валентинович. Перезвоните, пожалуйста, завтра, после 14:00, моему секретарю в ВСНХ, — и он протягивает мне листочек с номером телефона. — Надеюсь, к этому времени уже будет какая-то ясность.

5